alone is what i have, alone protects me
Автор: hoshiro2kokoro
Переводчик: Arthur Matsuo
Бета: [Цианистый калий]
Рейтинг: NC-17 общий, глава - G
Персонажи: Америка\Англия, и мн. др.
Варнинг: школьное АУ
читатьЯ плохо спал той ночью. Моя голова была забита мыслями о том, что урок с Альфредом может привести к чему-то большему. Или даже хуже. Он знал о моей ориентации, и мог использовать это против меня. И всё равно, я признавал, что больше думаю о поцелуе этого идиота. Я вертелся с боку на бок, вспоминая, как близко подошел ко мне Альфред, не будучи замеченным. Какие у него мягкие губы. Как билось мое сердце. И из-за всего этого я не мог заснуть.
«Хватит, — говорил я сам себе. – Ты превратно понял ситуацию. Это был всего лишь поцелуй. Невинный поцелуй. Альфред даже не би».
Нет, Альфред был далек от такого. Обычно я не хожу на американский футбол, но парочку раз я там все же побывал, из чистого любопытства. Я планировал перебрасываться с португальским другом шуточками во время всего матча, и убеждаться в том, что это и рядом не стояло с настоящим футболом. Однако тогда я понял, что у Альфреда довольно неплохое тело. Прекрасное, накаченное тело, которым он любил хвастаться перед черлидерами и фанатками. Такой никогда бы не посмотрел на меня.
И всё же, он поцеловал мою щеку.
— А, всё! – не выдержал я и уткнулся в подушку. – Давай уже спи, идиот!
****
Когда прозвенел звонок на обед, я поторопился к столу Кику и уселся там, не бросив ни единого взгляда на стол Альфреда. Если бы мы пересеклись взглядами, он бы подумал, что это разрешение подойти и сесть с нами. Нужно успокоиться, это совсем на меня не похоже. Обед прошел гладко – меня никто не звал, и никто не нарушил мое законное время отдыха.
Наконец, подошел Кику и сел рядом.
— Альфред сказал, вчера все прошло нормально.
Я кашлянул, чтобы скрыть удивление, заставившее мое сердце остановиться на пару секунд. Я постарался улыбнуться.
— О? Правда? Что ж, это приятно слышать. Я.. тоже думаю, что это было довольно неплохо. А он… что-то еще упоминал?
Кику покачал головой. Его обед, который он всегда приносил, был готов.
— Да вроде нет. Он сказал только, что ты собрался учить его английскому. «Он совсем исковеркает мою речь!»
— Да как он посмел? Это кто еще коверкает!
Кику рассмеялся.
— Он знал, что ты скажешь что-то вроде этого. Он говорил, что не сильно-то ты изменился со средней школы.
Мое лицо снова стало горячим. Я и забыл, что мы с ним встретились так давно, но это не значило, что когда я еще не был президентом, я уделял ему больше внимания. Началось все это, когда он начал так неподобающе одеваться, будто специально меня злил. Он вел себя еще не так развязно, когда я был только вице-президентом. Хотя, однажды Кику говорил что-то о проблемах в семье Альфреда и о том, что это может быть причиной такого поведения, но после этого больше никогда не упоминал об этом.
Но я не вспоминал те времена. Взамен, меня ужасно раздражало то, что Альфред угадал мою реакцию. Я встал, твердой походкой направился к столу Альфреда, и опустил руку прямо рядом с его тарелкой. Сегодня громкая музыка его не спасет.
Альфред удивленно поднял глаза. Он быстро снял наушники и белоснежно улыбнулся, в ответ на что, я только сузил глаза.
— Что нового?
— И что это? – вопросом ответил я.
— Обед? – Альфред улыбался все больше. – Или мне нужно сказать «Спарта»?
Меня это вывело из себя.
— Хватит выделываться! С каких это пор ты знаток моего характера? Мы разговаривали-то всего один день, и ты думаешь, что можно начать вести себя так, как будто мы друзья?
Альфред поднял бровь. Наверно, сейчас он думает, что я сошел с ума. Хотя, может это и так, иначе с чего бы я так завелся из-за какого-то пустяка. Наверно, стоило винить тот пресловутый вчерашний поцелуй. Незаметно для самого себя, я смотрел на его губы.
— Да будет тебе известно, я «знаток твоего характера» уже несколько месяцев, — Альфред поднялся со стула – вот-вот должен был прозвенеть звонок. – И еще, у нас вроде свободная страна, поэтому я имею полное право на это. И, кажется, я не говорил, что во время обучения мы станем друзьями, или мы просто прохлаждаемся.
Я дико смутился и почувствовал себя побежденным. Ведь он прав. И я знал это и все равно бесился как ребенок, и все равно вот так набросился на него. Я замер, и не мог сдвинуться с места, пока он хитро не улыбнулся.
— Если только ты не хочешь стать друзьями и прохлаждаться.
Я отвернулся.
— Не смеши меня. Эти занятия продлятся до того, как Кику освободиться, ни больше, ни меньше. В отличие от тебя, мне есть что терять.
Прозвенел звонок и все ученики стали расходиться по классам. Альфред молчал, и мне казалось, сейчас он тоже просто встанет и уйдет. И я не мог винить его – я был необоснованно груб с ним.
Он стоял напротив меня, и его обычная лучезарная улыбка была заменена необычным для него, обиженным лицом.
— Ага.… Да. Конечно. Это же сделка. Что ж, увидимся после уроков.
Смотря, как Альфред уходит, у меня словно был камень на сердце. Я расстроил его безо всякой причины. Но это его вина. Если бы он вчера не поцеловал меня, я бы спал больше, и сегодня не был бы таким раздраженным. Даже когда я уже пришел в класс, и достал книги из сумки, я не мог перестать думать о его грустном лице. Он никогда не расстраивался, когда я ругал его. Нет, он превращал все в шутку и смеялся. Моя злость уходила, и я просто был раздражен таким его поведением. Так почему же в этот раз он выглядел таким убитым?
Звонок с урока прервал мои размышления. Я наблюдал за другими учениками, так спешащими домой – они не чувствовали себя виноватыми, и им не нужно было проходить через ад извинения.
Я пошел в кабинет студсовета, чтобы дождаться Альфреда там. Так как он наверняка снова опоздает, я выбрал самый длинный путь. Я чуть улыбнулся, проходя мимо музыкального класса. Вот уже два года, как я бросил занятия там, но я часто вспоминал то чудесное время. Мой друг, Родерих, предложил мне играть на пианино, когда я сказал ему, что учился этому в детстве. Хотя тогда это не было моим хобби. Моя мать просто записала меня, чтобы я не болтался без дела в рождественские каникулы. Сначала мне казалось, что я просто нажимаю на клавиши с детской улыбкой на моем лице, но Родерих заставил меня заниматься целый год.
Как бы я хотел продолжать играть! Я никогда не выступал перед публикой, лишь раз, по просьбе Родериха, я нарушил этот принцип. Мне было очень неудобно получать столько комплиментов. Но это было время, когда я мог позволить себе расслабиться. Никаких правил, никаких обязанностей, никаких задач. Я был лишь семнадцатилетним парнем, игравшим музыку.
Проходя мимо двери, я остановился. Из-за нее доносились звуки саксофона. Наверно, занятия в классе чуть затянулись, и всё равно я не устоял перед своим любопытством. Музыкант играл прекрасный, неторопливый джаз, и если бы можно было добавить к нему немного ударных, или подыграть на пианино, мелодия была бы превосходна.
И только я начал наслаждаться музыкой, как она прекратилась. Я открыл глаза, совершенно не боясь того, что я стою под дверью, буквально подслушивая. Во мне бурлило желание заглянуть, но зная собственную боязнь сцены, я подумал, что музыканту тоже может быть очень неловко.
И как только я решил потихоньку продолжить свой путь, как дверь класса распахнулась; я еле успел от нее отпрыгнуть. Обернувшись, я замер в удивлении.
— А-Альфред? – должно быть, у меня глаза на лоб вылезли, когда я увидел блондина.
Он отошел назад, спотыкаясь об собственные ноги. Его лицо покраснело, а сам он смотрел на ноги, запустив руку в волосы.
— О, Артур! Черт, я снова опаздываю? Слушай, не стоило искать меня! Я уже заканчивал и направлялся к тебе.
— Это… ты сейчас…? – Я взглянул за его плечо. В классе больше никого не было. – Ты играл эту чудесную музыку?
Альфред недоверчиво взглянул на меня поверх очков.
— Ты думаешь, у меня получается…
— Да! – воскликнул я. – Это было просто замечательно. Я понятия не имел, что ты играешь на саксофоне!
— Угу. Еще с детства. Мама хотела, чтобы мы с братом играли на чем-нибудь. Ему подарили скрипку, ну а мне пришлось мучиться с саксофоном.
— Ты так говоришь, будто это плохо, — я не мог понять, почему. Он не ценил собственный дар.
Альфред посмотрел в окно с тем же выражением лица, которое было у него, когда он ушел из столовой. Я понял, что мне не нравится, когда у него такое лицо.
— Так говорит мой отец. Он не любит, когда я играю, а еще больше он не любит то, что мне это нравится. Я могу заниматься этим только в школе, и еще ни разу ни перед кем не выступал. Мой отец не был бы в восторге.
— Вот как, — наступило молчание. Я чувствовал себя неловко, и в то же время был немного рад. Альфред только что поделился со мной одной из своих тайн, о которой неделю назад он бы и словом мне не обмолвился. – Полагаю, отправимся в класс?
— А, точно, — быстро ответил Альфред. Он облегченно вздохнул и снова улыбнулся. – Время учебы!
Мы вместе пошли по коридору.
— Но сегодня в роли учителя я.
— Да ладно, гонишь?
— Альфред. Нужно говорить…
— Эй, дай мне последние минуты свободы, Грамотей-Нацист, — Альфред рассмеялся над моей реакцией на столь ужасное прозвище. А затем он обнял меня одной рукой. Моё сердце то ли начало биться, как бешенное, то ли совсем остановилось. – Ты все еще такой строгий. Думал, вчерашнее тебя немного расслабит.
— Может, хватит? – я оттолкнул его и отошел на расстояние вытянутой руки. Мое лицо было таким горячим, что, наверно, я выглядел, как больной. Я взглядом бегал по коридору, не в состоянии сконцентрироваться на чем-то одном. – Мы все-таки на людях.
Альфред обиженно надул губы.
— Да, да, конечно. Твоя репутация, я забыл. Извините, сэр.
Я расправил свою форму, перед тем как зайти в кабинет. Как только начался урок, больше разговоров о вчерашнем или чем-то еще не было. Однако, через некоторое время, я понял, что Альфред великолепно знает английский (ну, кроме словарного запаса). Скорее, он просто игнорировал правила. Всегда игнорирует правила. Интересно, почему?
— Альфред, — обратился я нему, откинувшись на стуле. – У тебя чертовски хорошо получается. Так почему же у тебя такие плохие оценки?
Он пожал плечами.
— Просто мне все равно. Я не особо волнуюсь насчет этого предмета.
— Но почему? Ты что, не учишь ничего, кроме того, что тебя интересует?
— А в чем смысл? Если мне не нравится, значит, мне не нравится. Я могу заняться гораздо более интересными вещами, чем читать о Шекспире, или изучать иностранный, или учить историю – всё это для меня ничего не значит. Я лучше сосредоточусь на естествознании и математике. Ну, на той фигне, которая мне понадобиться в будущем.
Я вздохнул, немного расстроенный. Было очевидно, что парень очень одаренный, но он не использовал свой талант на полную. Кику упоминал, что Альфред хорош в языках и истории, но он только что сказал, что ему на это наплевать. Он даже не пытался чего-то добиться, и всё равно у него получалось.
— Я просто не понимаю, — Альфред сконфуженно поднял на меня взгляд. – У тебя столько способностей, и ты их не используешь. Почему? Ты мог бы добиться гораздо большего.
Он серьезно посмотрел на меня.
— Большего чем что? – медленно спросил он.
— Чем… это! – я указал на него.
Его лицо не изменилось.
— Ты просто ткнул в меня.
— Ну, ты одеваешься не пойми как, грамматика у тебя ужасна, как и стремление к учебе, хотя, скорее у тебя нет ни того, ни другого. Я просто не могу понять. – Я взъерошил волосы, начиная злится. – Многие люди желают быть такими же талантливыми, как ты. Ты даже не учишь и все равно сдаешь все предметы, разве что кроме английского. Но даже на это тебе наплевать и ты предпочитаешь просто проигнорировать его. Почему? Мне не понять.
— А я не могу понять тебя, — Альфред подался вперед, осторожно ткнув меня в нос. – Что все это значит в жизни? После выпускного ты что, сразу же станешь президентом студсовета в колледже или это как-то повлияет на твою жизнь?
— Да, — я выпрямился. – Я стал организованным и ответственным человеком, готовым вступить во взрослую жизнь.
Альфред засмеялся.
— Но все-таки ты не сказал, что это как-то повлияет! Это разве помогло тебе понять, чем ты хочешь заниматься в дальнейшем?
Мои плечи опустились, с приходом понимания. Он прав. Я до сих пор не знал, чем хочу заняться. И все равно, моя гордость не позволила мне отступить.
— Я-я пойму, когда придет время! И вообще, это не твое дело!
Альфред встал.
— Как и моя жизнь – не твое дело. Мы ведь не друзья, так?
Разговор за ланчем снова заставил меня поморщиться. Я ведь решил, что мы помиримся, и снова накричал на него. Альфред посмотрел на часы на стене, а затем снова на меня, после чего быстро уставился в пол. Мне стало хуже.
— Я пойду. Ты сказал, что у меня все хорошо с английским, значит, в уроках смысла нет, так? – Я лишь кивнул, не смея снова заговорить. – Хорошо, наверняка у тебя полно… важных дел, так что не буду тебя задерживать. Увидимся.
И снова я остался один, потеряв дар речи. И после всех мучений из-за того поцелуя, это было куда лучше чем то, как я себя чувствовал сейчас и как я буду чувствовать себя всю ночь.
****
Следующие несколько дней обошлись без инцидентов. Мы больше не говорили о том, что не касается уроков, кроме редкой болтовни ни о чем. И все же, к моему удивлению, с каждым днем мне все больше нравилось время, проводимое с ним. После того, как я услышал игру Альфреда, я каждый день проходил мимо музыкального класса, в надежде услышать его еще раз, но мне это ни разу не удалось. Скорее всего, после того случая, он не оставался там после уроков.
В пятницу урок закончился раньше, чем обычно, и у меня было свободное время до нашего занятия. Я пошел в кабинет музыки, подумав, что сейчас лучшее время, чтобы застать там Альфреда, но внутри никого не было. И тогда я заметил пианино.
Всего несколько минут. Ничего страшного не случится.
Я зашел внутрь, надеясь, что меня никто не видел, как вдруг краем глаза заметил кого-то в углу комнаты. Альфред? Я резко повернулся.
— О, Артур, извини, — Родерих стоял около другого пианино у противоположной стены. Его безупречно разглаженная форма соперничала по совершенству с моей. Он происходил из благородной семьи, и это была дань его прошлому, но несмотря на это в его волосах всегда торчала одно прядь, которая мне почему-то напомнила Альфреда.
Я облегченно вздохнул.
— Родерих, все нормально. Я не помешал?
— Помешал? – переспросил он. – Совсем нет. Ты музыкант и имеешь полное право находиться здесь. Когда-то ты прекрасно играл. Хочешь снова попрактиковаться?
Я нервно потер руки.
— Просто захотелось вспомнить прошлое.
— Тогда прошу, — Родерих указал рукой на пианино. – Я оставлю тебя одного.
Я поблагодарил его. Но как только Родерих покинул кабинет, я захотел, чтобы он вернулся обратно, хоть для какой-то компании. Но глупо было бы не притронуться к инструменту, после того, как я буквально выгнал парня из класса. И все же, никто не услышит моей игры.
Я сел на табурет перед черным пианино. Играть на нем разрешено было только учителю музыки, или Родериху в обеденный перерыв. Воспоминания из прошлого вернулись, и на моем лице появилась легкая улыбка. Мои пальцы уже легли на клавиши и, задержав дыхание, я сыграл первые ноты, растворившиеся в воздухе. И тут я дал себе волю.
Пианино всегда сильно действовало на меня. Я погружался в музыку, забывая даже, кто я такой. Если бы я мог преодолеть свой страх и выйти на сцену, где сливаешься с музыкой воедино, я бы выступал. Почему-то я вспомнил об Альфреде и о его отце, запрещавшем ему играть. Музыка перешла в более трагичный минор. Я даже чувствовал, что опускаю голову, показывая настроение, созданное моей музыкой.
Как отец может не поддерживать ребенка в его стремлении? Альфред был счастлив, играя, и только это имело значение. Я знал, что мои родители пришли бы на мое выступление, но пришли бы родители Альфреда на его? Я бы пришел, чтобы быть хотя бы единственным, кто поддержит его.
Я вздохнул. Интересно, он был бы рад? Хоть мы и ладили, я постоянно напоминал себе, что это только из-за нашей сделки. Когда вернется Кику, мы перестанем видеться. Мои пальцы дрогнули, и музыка оборвалась на полуноте.
Мои глаза распахнулись, когда пришло сознание. О чем я думал? Альфред мне не друг. Неделю назад он был не больше, чем вечная проблема. Так почему же он вдруг стал так значим для меня? Разве я хотел видеть его и дальше?
— Ух, ты.
Я подскочил на табурете, резко обернувшись, чтобы посмотреть на вошедшего. Он стоял в проходе, оперевшись на косяк, со скрещенными на груди руками. И улыбался. Наверно, он пришел поиздеваться надо мной, но, казалось, его действительно поразила моя музыка. Я смотрел на руки, ноги, пианино, часы, куда угодно, лишь бы избежать взгляда Альфреда.
— Ты умеешь играть? – спросил он. Я уже придумал очередную колкость, но вовремя прикусил язык. – Чувак, да ты профи!
Наконец, я посмел поднять на него взгляд. Даже сквозь челку я видел его улыбку.
— Ты… Ты так думаешь?
— Да, черт возьми! – он подошел и сел на табурет рядом, что заставило меня отодвинуться. – Ты выступал?
— Н-нет, — пробормотал я. – У меня… страх сцены.
— Правда? Но, блин, у тебя такой талант! И кто тут не пытается? – Альфред ткнул меня в щеку.
Я отбросил его руку, покраснев.
— Это другое! Я… Я просто..
Альфред приблизился; его плечо, уже касалось моего.
— Ты просто оправдываешься!
— Ну конечно! – я повернулся, толкнув его. – А как же ты? Разве не ты у нас маленький бунтарь?! Если тебе так нравится играть, так почему бы не сказать папаше «Отъебись!»?!
Альфред замер, уставившись на меня. Наверно, я все-таки перешел границу.
Медленно, на его лице начала появляться улыбка. Настолько милая, что мне стало тепло. Он никогда не улыбался так своим фанатам и девочкам, бегавшим за ним. Она была такая… настоящая.
— Да. Ты прав! Слушай, почему бы тебе не играть со мной? – я был шокирован, но Альфред продолжал. – Да, мы могли бы создать группу! Джаз-группу! Мой брат мог бы играть на виолончели или что-то типа того!
— Стоп, стоп, — я поднял руку. – Ты забыл, что у меня аллергия на сцену.
Смеясь, Альфред обнял меня одной рукой. Мое сердце стучало громче барабанов, когда он притянул меня к себе.
— Не волнуйся, мы справимся! Твой талант должен быть признан.
Я опустил голову, но не мог противиться улыбке. Я получал множество похвал от учителей и семьи, но эта значила для меня гораздо больше. Поверив в свои силы, я медленно кивнул.
Альфред поднял кулак.
— О да!! Раз у тебя все нормально с математикой, может, вместо нее будем репетировать?
— Думаешь, я справлюсь с тестом в среду?— спросил я, поправляя пиджак, лишь бы не смотреть на радостного парня. Он был слишком милым. А его энтузиазм был заразен. Его счастье буквально-таки заполняло комнату.
— Конечно, — он хлопнул меня по плечу. – Все будет хорошо.
— Спасибо, — это была искренняя благодарность. – За всю твою помощь.
— Не за что. В смысле… Мы же теперь друзья? – я краснел, смотря в его глаза, такие глубокие и чистые. Он действительно сказал это. Значит, он хочет со мной общаться. Я был не одинок.
Вздохнув, я кивнул. Я надеялся, что мою улыбку видел только Альфред. Должно быть, так оно и было, потому что он тут же заключил меня в крепкие объятия. Его смех был также так заразен, что я не выдержал и тоже засмеялся. И тут он поцеловал меня в лоб. Я замер, не зная, как себя повести, но он лишь ухмыльнулся и снова поцеловал меня в щеку.
В этот раз я закрыл глаза, сам не зная почему. Просто чувствовать его губы на моей коже было настолько прекрасно, что по телу у меня пробежала дрожь. Он, должно быть, почувствовал это, потому что ласково провел ладонью по моей руке. Может, это лишь мое больное воображение? Он поднял голову, и я приоткрыл глаза. Его взгляд… Я не мог понять, что он значит. О чем он сейчас думает?
Но времени для догадок у меня не осталось.
Его губы мягко накрыли мои, и я распахнул глаза, уже не в состоянии находиться в той сладостной неге. Нет, только что мой мир изменился. Причем, не в лучшую сторону.
Поцелуй не продолжался долго. Когда Альфред отодвинулся, я еле слышно пробормотал:
— …Альфред…
— Да? – казалось, он не особо смущен произошедшим. Лишь легкий румянец на переносице. И почему-то его глаза были такими ясными.
Я потряс головой, стараясь сосредоточиться.
— Ты сказал… Мы друзья… Я всегда думал… Что целовать друзей…. Это чисто европейская вещь…
— А, ну… — он отвернулся; румянец покрыл его щеки. – Просто…. Знаешь…. Мне захотелось…. Вот и все. Ты иногда… очень милый, и… Я просто был счастлив….
Прозвенел звонок, и мы отпрянули друг от друга; я не знал радоваться или плакать. Альфред встал, собираясь снова меня оставить одного, и все же я ничего не сказал и сделал, когда он промямлил «Пока», и закрыл за собой дверь. Если честно, меня выводило из себя, что он поцеловал меня и ушел безо всяких объяснений, но это была моя вина. Я снова позволил ему уйти, не найдя храбрости спросить о его намерениях. Поцелуй в щеку – это одно, и я не мог спать всю ночь. Теперь – как минимум неделю.
Наверное, я самый невезучий человек в мире.
Переводчик: Arthur Matsuo
Бета: [Цианистый калий]
Рейтинг: NC-17 общий, глава - G
Персонажи: Америка\Англия, и мн. др.
Варнинг: школьное АУ
читатьЯ плохо спал той ночью. Моя голова была забита мыслями о том, что урок с Альфредом может привести к чему-то большему. Или даже хуже. Он знал о моей ориентации, и мог использовать это против меня. И всё равно, я признавал, что больше думаю о поцелуе этого идиота. Я вертелся с боку на бок, вспоминая, как близко подошел ко мне Альфред, не будучи замеченным. Какие у него мягкие губы. Как билось мое сердце. И из-за всего этого я не мог заснуть.
«Хватит, — говорил я сам себе. – Ты превратно понял ситуацию. Это был всего лишь поцелуй. Невинный поцелуй. Альфред даже не би».
Нет, Альфред был далек от такого. Обычно я не хожу на американский футбол, но парочку раз я там все же побывал, из чистого любопытства. Я планировал перебрасываться с португальским другом шуточками во время всего матча, и убеждаться в том, что это и рядом не стояло с настоящим футболом. Однако тогда я понял, что у Альфреда довольно неплохое тело. Прекрасное, накаченное тело, которым он любил хвастаться перед черлидерами и фанатками. Такой никогда бы не посмотрел на меня.
И всё же, он поцеловал мою щеку.
— А, всё! – не выдержал я и уткнулся в подушку. – Давай уже спи, идиот!
****
Когда прозвенел звонок на обед, я поторопился к столу Кику и уселся там, не бросив ни единого взгляда на стол Альфреда. Если бы мы пересеклись взглядами, он бы подумал, что это разрешение подойти и сесть с нами. Нужно успокоиться, это совсем на меня не похоже. Обед прошел гладко – меня никто не звал, и никто не нарушил мое законное время отдыха.
Наконец, подошел Кику и сел рядом.
— Альфред сказал, вчера все прошло нормально.
Я кашлянул, чтобы скрыть удивление, заставившее мое сердце остановиться на пару секунд. Я постарался улыбнуться.
— О? Правда? Что ж, это приятно слышать. Я.. тоже думаю, что это было довольно неплохо. А он… что-то еще упоминал?
Кику покачал головой. Его обед, который он всегда приносил, был готов.
— Да вроде нет. Он сказал только, что ты собрался учить его английскому. «Он совсем исковеркает мою речь!»
— Да как он посмел? Это кто еще коверкает!
Кику рассмеялся.
— Он знал, что ты скажешь что-то вроде этого. Он говорил, что не сильно-то ты изменился со средней школы.
Мое лицо снова стало горячим. Я и забыл, что мы с ним встретились так давно, но это не значило, что когда я еще не был президентом, я уделял ему больше внимания. Началось все это, когда он начал так неподобающе одеваться, будто специально меня злил. Он вел себя еще не так развязно, когда я был только вице-президентом. Хотя, однажды Кику говорил что-то о проблемах в семье Альфреда и о том, что это может быть причиной такого поведения, но после этого больше никогда не упоминал об этом.
Но я не вспоминал те времена. Взамен, меня ужасно раздражало то, что Альфред угадал мою реакцию. Я встал, твердой походкой направился к столу Альфреда, и опустил руку прямо рядом с его тарелкой. Сегодня громкая музыка его не спасет.
Альфред удивленно поднял глаза. Он быстро снял наушники и белоснежно улыбнулся, в ответ на что, я только сузил глаза.
— Что нового?
— И что это? – вопросом ответил я.
— Обед? – Альфред улыбался все больше. – Или мне нужно сказать «Спарта»?
Меня это вывело из себя.
— Хватит выделываться! С каких это пор ты знаток моего характера? Мы разговаривали-то всего один день, и ты думаешь, что можно начать вести себя так, как будто мы друзья?
Альфред поднял бровь. Наверно, сейчас он думает, что я сошел с ума. Хотя, может это и так, иначе с чего бы я так завелся из-за какого-то пустяка. Наверно, стоило винить тот пресловутый вчерашний поцелуй. Незаметно для самого себя, я смотрел на его губы.
— Да будет тебе известно, я «знаток твоего характера» уже несколько месяцев, — Альфред поднялся со стула – вот-вот должен был прозвенеть звонок. – И еще, у нас вроде свободная страна, поэтому я имею полное право на это. И, кажется, я не говорил, что во время обучения мы станем друзьями, или мы просто прохлаждаемся.
Я дико смутился и почувствовал себя побежденным. Ведь он прав. И я знал это и все равно бесился как ребенок, и все равно вот так набросился на него. Я замер, и не мог сдвинуться с места, пока он хитро не улыбнулся.
— Если только ты не хочешь стать друзьями и прохлаждаться.
Я отвернулся.
— Не смеши меня. Эти занятия продлятся до того, как Кику освободиться, ни больше, ни меньше. В отличие от тебя, мне есть что терять.
Прозвенел звонок и все ученики стали расходиться по классам. Альфред молчал, и мне казалось, сейчас он тоже просто встанет и уйдет. И я не мог винить его – я был необоснованно груб с ним.
Он стоял напротив меня, и его обычная лучезарная улыбка была заменена необычным для него, обиженным лицом.
— Ага.… Да. Конечно. Это же сделка. Что ж, увидимся после уроков.
Смотря, как Альфред уходит, у меня словно был камень на сердце. Я расстроил его безо всякой причины. Но это его вина. Если бы он вчера не поцеловал меня, я бы спал больше, и сегодня не был бы таким раздраженным. Даже когда я уже пришел в класс, и достал книги из сумки, я не мог перестать думать о его грустном лице. Он никогда не расстраивался, когда я ругал его. Нет, он превращал все в шутку и смеялся. Моя злость уходила, и я просто был раздражен таким его поведением. Так почему же в этот раз он выглядел таким убитым?
Звонок с урока прервал мои размышления. Я наблюдал за другими учениками, так спешащими домой – они не чувствовали себя виноватыми, и им не нужно было проходить через ад извинения.
Я пошел в кабинет студсовета, чтобы дождаться Альфреда там. Так как он наверняка снова опоздает, я выбрал самый длинный путь. Я чуть улыбнулся, проходя мимо музыкального класса. Вот уже два года, как я бросил занятия там, но я часто вспоминал то чудесное время. Мой друг, Родерих, предложил мне играть на пианино, когда я сказал ему, что учился этому в детстве. Хотя тогда это не было моим хобби. Моя мать просто записала меня, чтобы я не болтался без дела в рождественские каникулы. Сначала мне казалось, что я просто нажимаю на клавиши с детской улыбкой на моем лице, но Родерих заставил меня заниматься целый год.
Как бы я хотел продолжать играть! Я никогда не выступал перед публикой, лишь раз, по просьбе Родериха, я нарушил этот принцип. Мне было очень неудобно получать столько комплиментов. Но это было время, когда я мог позволить себе расслабиться. Никаких правил, никаких обязанностей, никаких задач. Я был лишь семнадцатилетним парнем, игравшим музыку.
Проходя мимо двери, я остановился. Из-за нее доносились звуки саксофона. Наверно, занятия в классе чуть затянулись, и всё равно я не устоял перед своим любопытством. Музыкант играл прекрасный, неторопливый джаз, и если бы можно было добавить к нему немного ударных, или подыграть на пианино, мелодия была бы превосходна.
И только я начал наслаждаться музыкой, как она прекратилась. Я открыл глаза, совершенно не боясь того, что я стою под дверью, буквально подслушивая. Во мне бурлило желание заглянуть, но зная собственную боязнь сцены, я подумал, что музыканту тоже может быть очень неловко.
И как только я решил потихоньку продолжить свой путь, как дверь класса распахнулась; я еле успел от нее отпрыгнуть. Обернувшись, я замер в удивлении.
— А-Альфред? – должно быть, у меня глаза на лоб вылезли, когда я увидел блондина.
Он отошел назад, спотыкаясь об собственные ноги. Его лицо покраснело, а сам он смотрел на ноги, запустив руку в волосы.
— О, Артур! Черт, я снова опаздываю? Слушай, не стоило искать меня! Я уже заканчивал и направлялся к тебе.
— Это… ты сейчас…? – Я взглянул за его плечо. В классе больше никого не было. – Ты играл эту чудесную музыку?
Альфред недоверчиво взглянул на меня поверх очков.
— Ты думаешь, у меня получается…
— Да! – воскликнул я. – Это было просто замечательно. Я понятия не имел, что ты играешь на саксофоне!
— Угу. Еще с детства. Мама хотела, чтобы мы с братом играли на чем-нибудь. Ему подарили скрипку, ну а мне пришлось мучиться с саксофоном.
— Ты так говоришь, будто это плохо, — я не мог понять, почему. Он не ценил собственный дар.
Альфред посмотрел в окно с тем же выражением лица, которое было у него, когда он ушел из столовой. Я понял, что мне не нравится, когда у него такое лицо.
— Так говорит мой отец. Он не любит, когда я играю, а еще больше он не любит то, что мне это нравится. Я могу заниматься этим только в школе, и еще ни разу ни перед кем не выступал. Мой отец не был бы в восторге.
— Вот как, — наступило молчание. Я чувствовал себя неловко, и в то же время был немного рад. Альфред только что поделился со мной одной из своих тайн, о которой неделю назад он бы и словом мне не обмолвился. – Полагаю, отправимся в класс?
— А, точно, — быстро ответил Альфред. Он облегченно вздохнул и снова улыбнулся. – Время учебы!
Мы вместе пошли по коридору.
— Но сегодня в роли учителя я.
— Да ладно, гонишь?
— Альфред. Нужно говорить…
— Эй, дай мне последние минуты свободы, Грамотей-Нацист, — Альфред рассмеялся над моей реакцией на столь ужасное прозвище. А затем он обнял меня одной рукой. Моё сердце то ли начало биться, как бешенное, то ли совсем остановилось. – Ты все еще такой строгий. Думал, вчерашнее тебя немного расслабит.
— Может, хватит? – я оттолкнул его и отошел на расстояние вытянутой руки. Мое лицо было таким горячим, что, наверно, я выглядел, как больной. Я взглядом бегал по коридору, не в состоянии сконцентрироваться на чем-то одном. – Мы все-таки на людях.
Альфред обиженно надул губы.
— Да, да, конечно. Твоя репутация, я забыл. Извините, сэр.
Я расправил свою форму, перед тем как зайти в кабинет. Как только начался урок, больше разговоров о вчерашнем или чем-то еще не было. Однако, через некоторое время, я понял, что Альфред великолепно знает английский (ну, кроме словарного запаса). Скорее, он просто игнорировал правила. Всегда игнорирует правила. Интересно, почему?
— Альфред, — обратился я нему, откинувшись на стуле. – У тебя чертовски хорошо получается. Так почему же у тебя такие плохие оценки?
Он пожал плечами.
— Просто мне все равно. Я не особо волнуюсь насчет этого предмета.
— Но почему? Ты что, не учишь ничего, кроме того, что тебя интересует?
— А в чем смысл? Если мне не нравится, значит, мне не нравится. Я могу заняться гораздо более интересными вещами, чем читать о Шекспире, или изучать иностранный, или учить историю – всё это для меня ничего не значит. Я лучше сосредоточусь на естествознании и математике. Ну, на той фигне, которая мне понадобиться в будущем.
Я вздохнул, немного расстроенный. Было очевидно, что парень очень одаренный, но он не использовал свой талант на полную. Кику упоминал, что Альфред хорош в языках и истории, но он только что сказал, что ему на это наплевать. Он даже не пытался чего-то добиться, и всё равно у него получалось.
— Я просто не понимаю, — Альфред сконфуженно поднял на меня взгляд. – У тебя столько способностей, и ты их не используешь. Почему? Ты мог бы добиться гораздо большего.
Он серьезно посмотрел на меня.
— Большего чем что? – медленно спросил он.
— Чем… это! – я указал на него.
Его лицо не изменилось.
— Ты просто ткнул в меня.
— Ну, ты одеваешься не пойми как, грамматика у тебя ужасна, как и стремление к учебе, хотя, скорее у тебя нет ни того, ни другого. Я просто не могу понять. – Я взъерошил волосы, начиная злится. – Многие люди желают быть такими же талантливыми, как ты. Ты даже не учишь и все равно сдаешь все предметы, разве что кроме английского. Но даже на это тебе наплевать и ты предпочитаешь просто проигнорировать его. Почему? Мне не понять.
— А я не могу понять тебя, — Альфред подался вперед, осторожно ткнув меня в нос. – Что все это значит в жизни? После выпускного ты что, сразу же станешь президентом студсовета в колледже или это как-то повлияет на твою жизнь?
— Да, — я выпрямился. – Я стал организованным и ответственным человеком, готовым вступить во взрослую жизнь.
Альфред засмеялся.
— Но все-таки ты не сказал, что это как-то повлияет! Это разве помогло тебе понять, чем ты хочешь заниматься в дальнейшем?
Мои плечи опустились, с приходом понимания. Он прав. Я до сих пор не знал, чем хочу заняться. И все равно, моя гордость не позволила мне отступить.
— Я-я пойму, когда придет время! И вообще, это не твое дело!
Альфред встал.
— Как и моя жизнь – не твое дело. Мы ведь не друзья, так?
Разговор за ланчем снова заставил меня поморщиться. Я ведь решил, что мы помиримся, и снова накричал на него. Альфред посмотрел на часы на стене, а затем снова на меня, после чего быстро уставился в пол. Мне стало хуже.
— Я пойду. Ты сказал, что у меня все хорошо с английским, значит, в уроках смысла нет, так? – Я лишь кивнул, не смея снова заговорить. – Хорошо, наверняка у тебя полно… важных дел, так что не буду тебя задерживать. Увидимся.
И снова я остался один, потеряв дар речи. И после всех мучений из-за того поцелуя, это было куда лучше чем то, как я себя чувствовал сейчас и как я буду чувствовать себя всю ночь.
****
Следующие несколько дней обошлись без инцидентов. Мы больше не говорили о том, что не касается уроков, кроме редкой болтовни ни о чем. И все же, к моему удивлению, с каждым днем мне все больше нравилось время, проводимое с ним. После того, как я услышал игру Альфреда, я каждый день проходил мимо музыкального класса, в надежде услышать его еще раз, но мне это ни разу не удалось. Скорее всего, после того случая, он не оставался там после уроков.
В пятницу урок закончился раньше, чем обычно, и у меня было свободное время до нашего занятия. Я пошел в кабинет музыки, подумав, что сейчас лучшее время, чтобы застать там Альфреда, но внутри никого не было. И тогда я заметил пианино.
Всего несколько минут. Ничего страшного не случится.
Я зашел внутрь, надеясь, что меня никто не видел, как вдруг краем глаза заметил кого-то в углу комнаты. Альфред? Я резко повернулся.
— О, Артур, извини, — Родерих стоял около другого пианино у противоположной стены. Его безупречно разглаженная форма соперничала по совершенству с моей. Он происходил из благородной семьи, и это была дань его прошлому, но несмотря на это в его волосах всегда торчала одно прядь, которая мне почему-то напомнила Альфреда.
Я облегченно вздохнул.
— Родерих, все нормально. Я не помешал?
— Помешал? – переспросил он. – Совсем нет. Ты музыкант и имеешь полное право находиться здесь. Когда-то ты прекрасно играл. Хочешь снова попрактиковаться?
Я нервно потер руки.
— Просто захотелось вспомнить прошлое.
— Тогда прошу, — Родерих указал рукой на пианино. – Я оставлю тебя одного.
Я поблагодарил его. Но как только Родерих покинул кабинет, я захотел, чтобы он вернулся обратно, хоть для какой-то компании. Но глупо было бы не притронуться к инструменту, после того, как я буквально выгнал парня из класса. И все же, никто не услышит моей игры.
Я сел на табурет перед черным пианино. Играть на нем разрешено было только учителю музыки, или Родериху в обеденный перерыв. Воспоминания из прошлого вернулись, и на моем лице появилась легкая улыбка. Мои пальцы уже легли на клавиши и, задержав дыхание, я сыграл первые ноты, растворившиеся в воздухе. И тут я дал себе волю.
Пианино всегда сильно действовало на меня. Я погружался в музыку, забывая даже, кто я такой. Если бы я мог преодолеть свой страх и выйти на сцену, где сливаешься с музыкой воедино, я бы выступал. Почему-то я вспомнил об Альфреде и о его отце, запрещавшем ему играть. Музыка перешла в более трагичный минор. Я даже чувствовал, что опускаю голову, показывая настроение, созданное моей музыкой.
Как отец может не поддерживать ребенка в его стремлении? Альфред был счастлив, играя, и только это имело значение. Я знал, что мои родители пришли бы на мое выступление, но пришли бы родители Альфреда на его? Я бы пришел, чтобы быть хотя бы единственным, кто поддержит его.
Я вздохнул. Интересно, он был бы рад? Хоть мы и ладили, я постоянно напоминал себе, что это только из-за нашей сделки. Когда вернется Кику, мы перестанем видеться. Мои пальцы дрогнули, и музыка оборвалась на полуноте.
Мои глаза распахнулись, когда пришло сознание. О чем я думал? Альфред мне не друг. Неделю назад он был не больше, чем вечная проблема. Так почему же он вдруг стал так значим для меня? Разве я хотел видеть его и дальше?
— Ух, ты.
Я подскочил на табурете, резко обернувшись, чтобы посмотреть на вошедшего. Он стоял в проходе, оперевшись на косяк, со скрещенными на груди руками. И улыбался. Наверно, он пришел поиздеваться надо мной, но, казалось, его действительно поразила моя музыка. Я смотрел на руки, ноги, пианино, часы, куда угодно, лишь бы избежать взгляда Альфреда.
— Ты умеешь играть? – спросил он. Я уже придумал очередную колкость, но вовремя прикусил язык. – Чувак, да ты профи!
Наконец, я посмел поднять на него взгляд. Даже сквозь челку я видел его улыбку.
— Ты… Ты так думаешь?
— Да, черт возьми! – он подошел и сел на табурет рядом, что заставило меня отодвинуться. – Ты выступал?
— Н-нет, — пробормотал я. – У меня… страх сцены.
— Правда? Но, блин, у тебя такой талант! И кто тут не пытается? – Альфред ткнул меня в щеку.
Я отбросил его руку, покраснев.
— Это другое! Я… Я просто..
Альфред приблизился; его плечо, уже касалось моего.
— Ты просто оправдываешься!
— Ну конечно! – я повернулся, толкнув его. – А как же ты? Разве не ты у нас маленький бунтарь?! Если тебе так нравится играть, так почему бы не сказать папаше «Отъебись!»?!
Альфред замер, уставившись на меня. Наверно, я все-таки перешел границу.
Медленно, на его лице начала появляться улыбка. Настолько милая, что мне стало тепло. Он никогда не улыбался так своим фанатам и девочкам, бегавшим за ним. Она была такая… настоящая.
— Да. Ты прав! Слушай, почему бы тебе не играть со мной? – я был шокирован, но Альфред продолжал. – Да, мы могли бы создать группу! Джаз-группу! Мой брат мог бы играть на виолончели или что-то типа того!
— Стоп, стоп, — я поднял руку. – Ты забыл, что у меня аллергия на сцену.
Смеясь, Альфред обнял меня одной рукой. Мое сердце стучало громче барабанов, когда он притянул меня к себе.
— Не волнуйся, мы справимся! Твой талант должен быть признан.
Я опустил голову, но не мог противиться улыбке. Я получал множество похвал от учителей и семьи, но эта значила для меня гораздо больше. Поверив в свои силы, я медленно кивнул.
Альфред поднял кулак.
— О да!! Раз у тебя все нормально с математикой, может, вместо нее будем репетировать?
— Думаешь, я справлюсь с тестом в среду?— спросил я, поправляя пиджак, лишь бы не смотреть на радостного парня. Он был слишком милым. А его энтузиазм был заразен. Его счастье буквально-таки заполняло комнату.
— Конечно, — он хлопнул меня по плечу. – Все будет хорошо.
— Спасибо, — это была искренняя благодарность. – За всю твою помощь.
— Не за что. В смысле… Мы же теперь друзья? – я краснел, смотря в его глаза, такие глубокие и чистые. Он действительно сказал это. Значит, он хочет со мной общаться. Я был не одинок.
Вздохнув, я кивнул. Я надеялся, что мою улыбку видел только Альфред. Должно быть, так оно и было, потому что он тут же заключил меня в крепкие объятия. Его смех был также так заразен, что я не выдержал и тоже засмеялся. И тут он поцеловал меня в лоб. Я замер, не зная, как себя повести, но он лишь ухмыльнулся и снова поцеловал меня в щеку.
В этот раз я закрыл глаза, сам не зная почему. Просто чувствовать его губы на моей коже было настолько прекрасно, что по телу у меня пробежала дрожь. Он, должно быть, почувствовал это, потому что ласково провел ладонью по моей руке. Может, это лишь мое больное воображение? Он поднял голову, и я приоткрыл глаза. Его взгляд… Я не мог понять, что он значит. О чем он сейчас думает?
Но времени для догадок у меня не осталось.
Его губы мягко накрыли мои, и я распахнул глаза, уже не в состоянии находиться в той сладостной неге. Нет, только что мой мир изменился. Причем, не в лучшую сторону.
Поцелуй не продолжался долго. Когда Альфред отодвинулся, я еле слышно пробормотал:
— …Альфред…
— Да? – казалось, он не особо смущен произошедшим. Лишь легкий румянец на переносице. И почему-то его глаза были такими ясными.
Я потряс головой, стараясь сосредоточиться.
— Ты сказал… Мы друзья… Я всегда думал… Что целовать друзей…. Это чисто европейская вещь…
— А, ну… — он отвернулся; румянец покрыл его щеки. – Просто…. Знаешь…. Мне захотелось…. Вот и все. Ты иногда… очень милый, и… Я просто был счастлив….
Прозвенел звонок, и мы отпрянули друг от друга; я не знал радоваться или плакать. Альфред встал, собираясь снова меня оставить одного, и все же я ничего не сказал и сделал, когда он промямлил «Пока», и закрыл за собой дверь. Если честно, меня выводило из себя, что он поцеловал меня и ушел безо всяких объяснений, но это была моя вина. Я снова позволил ему уйти, не найдя храбрости спросить о его намерениях. Поцелуй в щеку – это одно, и я не мог спать всю ночь. Теперь – как минимум неделю.
Наверное, я самый невезучий человек в мире.
@темы: and all that jazz, APH, fanfiction
-
-
11.02.2011 в 16:48*сидит покрасневший и счастливый*
какая прелесть.
Мне так нравится.
Спасибо тебе большое за перевод *расцеловал в обе щечки*
-
-
11.02.2011 в 17:31